Замечу первым делом, что «Обломова» я начинал читать когда-то давно, по школьной программе, и бросил, а «Обыкновенную историю» и «Обрыв» не читал вовсе. Таким образом, «Фрегат «Паллада» для меня — первое действительно обстоятельное знакомство с творчеством Гончарова. «Фрегат…» не станет слишком уж трудной книгой для тех, кто мало знаком с морской и приключенческой литературой и слабо разбирается в устройстве корабля и особенностях жизни на его борту. Автор сам находится в положении новичка, и бейдевинд с каболками для него, поначалу, столь же малопонятные вещи, как и для неопытного читателя, и их значение он обычно разъясняет прямо в тексте. Он даже морские расстояния нередко считает не в милях, а в вёрстах, по привычке. Путешественник из Гончарова получился любопытный: он неоднократно пишет о том, как, покидая очередной остров, подолгу вглядывался в него, чтобы получше сохранить в памяти. Становится ясно (особенно если посмотреть его биографию), что в обыденной петербургской жизни ему остро не хватало новых впечатлений, и именно по этой причине он, неожиданно для себя самого, пустился в плавание. Он любознателен и наблюдателен, постоянно сопоставляет обычаи и жизнь дальних стран с Петербургом и российской глубинкой, подмечая схожести и различия. Однако со временем (после Филиппин) от путешествия и приключений он уже устаёт, и ему хочется назад, домой, к спокойной, размеренной и понятной жизни. Особняком в ряду посещённых фрегатом стран стоит, конечно же, Япония. Сейчас, в XXI веке, когда эта страна так плотно встроена в мировую цивилизацию и когда вокруг так много людей, интересующихся японской культурой, очень необычно читать наблюдения и размышления Гончарова о закрытой стране эпохи сёгуната. К японцам у него отношение двойственное: с одной стороны, его смешит их политика изоляции, странные обычаи и церемонии; с другой стороны, у него проскальзывает мысль о том, что отчуждённость Японии — это следствие зла, принесённого ей когда-то первыми европейскими путешественниками. Приятные чувства вызвала пара мимолётных упоминаний о миссии Н. П. Резанова. Сибирское путешествие Гончарова — это отдельная тема. Поневоле задумываешься — не приврал ли слегка, не приукрасил ли, грешным делом, Иван Александрович картину жизни в Сибири? Как-никак, чиновник на государственной службе вряд ли мог критиковать состояние дел в государстве, даже если б и захотел. Да и про суровую цензуру последних лет царствования Николая I забывать не стоит. Уж слишком как-то всё благополучно у него выходит — крестьяне все трудолюбивые, государство им помогает, якуты учатся пахать и сеять хлеб. А откуда, интересно, государство взяло средства на эту помощь, если уже в столыпинские времена та помощь, которую оно оказывало переселенцам, была крайне недостаточной? Впрочем, быть может такое процветание и впрямь возможно лишь благодаря хорошему генерал-губернатору и отсутствию водки в области. Обратной стороной развёрнутого и подробного повествования стала некоторая затянутость книги. Понятно, что Гончаров стремился как можно более полно передать свои впечатления, полученные в отдалённых и диковинных для русского глаза странах, но довольно часто он перегибает палку, сообщая чуть ли не о каждом встреченном на дороге человеке, включая гостиничных слуг и случайно встреченных на улице негритянок. Мне кажется, такие моменты вполне можно было бы опустить без вреда для повествования. Лишним выглядит и длинный рассказ о войнах англичан с кафрами — он был бы более уместен в историческом или этнографическом сочинении, а не в путевых очерках. На мой взгляд, излишняя затянутость — это единственный недостаток «Фрегата «Паллада». Интересны и люди, собравшиеся на фрегате и ставшие персонажами гончаровского рассказа. Это капитан И. С. Унковский, дослужившийся до адмиральского чина и губернаторской должности; К. Н. Посьет, также ставший адмиралом, да ещё и членом Госсовета; В. А. Римский-Корсаков — родной брат композитора, тоже, кстати, служившего в молодости на флоте; И. И. Бутаков — брат известного теоретика тактики парового флота и героя Крымской войны Г. И. Бутакова. Складывается впечатление, что офицеры императорского флота были чем-то вроде клана или племени из нескольких родов, где все друг друга знают и многие приходятся друг другу родственниками в той или иной степени. Очень забавным получился образ П. А. Тихменева, который на всех посещаемых островах и колониях только и делает, что ищет, где бы купить провизии, и вечно недоволен её качеством. А когда экипаж фрегата получает новости о Синопском сражении, сразу вспоминаешь, что первым капитаном только что построенной «Паллады» когда-то был сам П. С. Нахимов. Фаддеев, вестовой Гончарова и единственный человек из матросской среды, с которым он регулярно общался, странен и противоречив. С одной стороны, он хитёр, смекалист, ему не чуждо стремление к просвещению (он пытается научиться писать); с другой стороны, он сильно похож на обыкновенного хулигана-быдло — тупого, не интересующегося ничем кроме того, что может принести ему практическую пользу, забавляющегося при виде страданий других, будь то избитый на берегу матрос, его приятели, объевшиеся незнакомых плодов и мучающиеся от боли в животе, или компания офицеров, промокшая от захлестнувшей шлюпку волны. Кажется, что именно «братишки» вроде Фаддеева в 1917-м поднимали на штыки и топили в море своих офицеров. Неожиданностью для меня стало то, что русский флот середины XIX века не пользовался особенным вниманием тогдашнего русского общества, о чём Гончаров пишет в самом начале книги. Сейчас, на мой взгляд, всё совершенно по-другому: интересующихся морской и флотской тематикой людей хоть отбавляй; что там говорить, я ведь и сам принадлежу к их числу. Неприятное удивление вызвало то, что Гончаров даже не оправдывает колониализм, а воспринимает его как совершенно правильную и справедливую систему взаимоотношений с туземцами. И на азиатские культуры он зачастую смотрит как на нечто уродливое, с высокомерием просвещённого европейца, уверенного в торжестве прогресса и превосходстве своей цивилизации. И это несмотря на то, что он сам описывает случаи презрительного и жестокого отношения колонизаторов к туземцам (например, избиение англичанином-трактирщиком своих китайских слуг). Хорошо заметно и то, что Гончаров принадлежит именно к обществу в тогдашнем понимании этого слова, а вовсе не к народу. Он совершенно спокойно, как должное, воспринимает разделение на господ и слуг, на людей привилегированных и тех, кто работает, чтобы прокормить себя и свои семьи, удостаивая этих последних только мимолётного упоминания. Это заметно проявляется, например, в его рассуждении о разнице между естественным комфортом и извращённой роскошью — как составляющую часть комфорта он воспринимает, наравне с вкусной едой, хорошим вином, мягкой постелью и удобным креслом, и наличие слуг, прачек и портных, которые обязаны обеспечивать ему этот комфорт. В этом смысле Гончаров — именно барин-сибарит. Язык у Гончарова богатый, насыщенный метафорами. Это, кстати, можно назвать ещё одной причиной (кроме излишней подробности повествования) большого объёма книги. И да, язык довольно-таки тяжеловесный — это XIX век, тут уж ничего не поделать. Скажу ещё, что чтение «Фрегата…» здорово развивает общий кругозор и познания в географии. Мне регулярно приходилось сверяться с картой мира в Сети, чтобы лучше представлять себе острова и страны, которые посещала эскадра по ходу рассказа.