В душе каждого человека есть светлая и тёмная стороны. Светлая — это способность любить и умение уважать других, готовность помочь тем, кто слабее, способность понять приоритет общих интересов над своими собственными. Тёмная — это эгоизм, презрение к слабым, желание и умение использовать других для достижения своих целей, готовность бороться за собственные интересы до последнего, отбирая ради этого ресурсы у тех, кто оказался слабее. Иногда в человеке преобладает светлая сторона, иногда — тёмная. В некоторых людях добро заглушено настолько, что не проявляется вовсе. Противоборство светлой и тёмной сторон человеческой сущности — это, пожалуй, главный идейный вопрос «Морского волка», который Лондон раскрывает как через конфликт между Хэмфри и Волком Ларсеном, так и через внутренний конфликт в душе самого Хэмфри.

Хэмфри ван Вейден в начале романа — это типичный интеллигент в плохом смысле этого слова, великовозрастный домосед, не знавший настоящей жизни. Разумеется, это человек абсолютно сухопутный, совершенно не сведущий в морском деле — ему, литературному критику, эти знания просто ни к чему. И такого человека Лондон отправляет на корабль, и не просто на корабль, а на корабль под командованием по-звериному жестокого капитана. Довольно удобный литературный приём, кстати — поместив героя в принципиально новую и незнакомую для него обстановку, автор облегчает себе задачу рассказать об этой обстановке читателю. Кажется, что-то похожее впоследствии делал Перес-Реверте в «Мысе Трафальгар».

Когда на борту «Призрака» появляется мисс Брустер, у Хэмфри мгновенно просыпается инстинкт защитника. Это, конечно, результат его джентльменского воспитания; за матросов он не заступался, не собираясь ради них перечить капитану, рискуя навлечь на себя его гнев (есть, правда, исключение — Джонсон и Лич, — но с этими двумя у Хэмфри сложились личные хорошие отношения). Воспитание вместе с небогатым жизненным опытом приводят Хэмфри в его отношениях с девушкой к пуританству крайней степени. За долгий период жизни на острове Усилий у него не только не возникло мысли сделать в этих отношениях следующий шаг — он даже хижину себе построил отдельную, потратив на это немало времени и сил. Впрочем, отчасти пуританство Хэмфри и общую манерность романтической линии можно объяснить требованиями консервативного издателя.

Капитан Ларсен в жизни ван Вейдена сыграл роль кузнечного молота, который выковывает из рыхлой руды твёрдый металл. Он стал катализатором в перерождении Хэмфри из изнеженного писаки, кормящегося за счёт мертвецов, в волевого и жёсткого человека, которое происходит в борьбе не только за существование, но и за статус. Капитан нарочно благоволит коку, поддерживая его наглость, чтобы конфликт между ним и Хэмфри продолжал тлеть и в итоге разрешился, сделав сильнее либо одного из них, либо другого. Точно так же он подогревает конфликт и с другой стороны, советуя Хэмпу убить кока и обещая назначить его на освободившуюся должность. Наблюдать за схваткой двух слабых, претендующих на статус сильного — это развлечение для Ларсена, считающего себя самым крепким куском закваски на «Призраке».

Волк Ларсен — это не благородный изгой, вынужденно ставший капитаном зверобойной шхуны (как Питер Блад, к примеру, ставший капитаном пиратского корабля), а самоучка, собственными усилиями возвысившийся над своей средой — в общем, прямой предшественник Мартина Идена и одновременно — его тёмная версия. Жизнь для него не имеет высшего смысла и конечной цели; он воспринимает её только как борьбу за существование и лучшее место под солнцем. Поэтому и жизни его матросов-рабов для него не имеют практически никакого значения — их ценность определяется лишь тем доходом, который может принести ему их труд.

Да, его индивидуализм обусловлен той жестокой средой, в которой он вырос, которая не дала ему ничего, кроме ненависти и боли. Но… жестокость и эгоизм так глубоко пустили корни в душе Ларсена, что теперь он и сам не хочет измениться, не хочет стать кем-то другим. Каждый раз, когда ему выпадала возможность сделать что-то доброе и бескорыстное — доставить чужих охотников на их шхуну, спасти жертв кораблекрушения, — он поступал так, как было выгодно ему самому, не задумываясь о желаниях других людей.

Можно ли назвать Ларсена счастливым человеком? Нет. Этот последовательный индивидуалист и эгоист ни к кому и ни к чему не привязан, ему нечего беречь, а его собственная жизнь — это ценность в конце концов иллюзорная, ведь по его же теории она имеет значение только для него самого. Кажется, что ему никто не нужен — но точно так же и сам капитан Ларсен, с его характером и его отношением к жизни, не нужен никому. Удел индивидуалиста — это одиночество. Я мог бы сказать ещё, что Ларсен — это яркий пример атеиста, для которого не существует моральных законов и которого ничто не удерживает от причинения зла другим людям… но на эту тему я сейчас рассуждать не буду.

Этот самозваный сверхчеловек, живущий по правилам социал-дарвинизма, по-своему привлекателен своей безмерной волей к жизни и своей жестокой силой. Многие из его мыслей кажутся верными, если не вдумываться в них слишком глубоко — так же, как и многие мысли самого Ницше. На этом поверхностном уровне возразить Волку Ларсену в общем-то нечего. Конечно, можно долго рассуждать в христианском духе о любви к ближнему и гуманности, или в либеральном — о самоценности человеческой жизни, да вот только первый подход иррационален и нацелен на иную, высшую реальность, а не на земную жизнь, а второй и вовсе придуман философами-теоретиками. Однако всё меняется, если посмотреть на проблему глобально.

Столь привлекательная для эгоистов идея сверхчеловека, попирающего презираемых им рабов, рассыпается, когда эти рабы, объединив усилия, устраивают бунт и свергают господина. Я уже не говорю, что в нормальном обществе такой индивидуалист существовать не сможет, если только не будет носить личину, внешне приспосабливаясь к законам этого общества. Человека, который презирает всех прочих людей, будут ненавидеть (так же, как матросы ненавидят Ларсена — и это в команде его собственного корабля, которая на нормальное общество ничуть не похожа), ему не будут оказывать помощи, а если он будет причинять вред другим — рано или поздно люди объединятся и убьют его. Кстати, из-за чего потерпел крушение капитан Ларсен, самый крепкий кусок закваски на «Призраке»? Из-за того, что один из презираемых им рабов перерезал талрепы, державшие ванты.

Если отношения одного сверхчеловека с массой рабов рано или поздно закончатся либо бунтом, либо свержением старого господина новым, возвысившимся из этой массы, то какая может быть перспектива у общества сверхлюдей (или тех, кто считает себя такими)? Соперничая и стараясь возвыситься, они будут грызть друг друга до последнего, пока не останется один, измученный и обессиленный этой борьбой… и с ним покончит бунт рабов или новый претендент на статус господина, который выйдет из их среды. В общем, мир сверхлюдей тонет во мраке бесконечной бессмысленной борьбы, в которой победа может быть только временной, и постоянных плодов у этой победы не будет. Выжить такое общество не сможет.

Если рассуждать в этом свете, концепция сверхчеловека оказывается только лишь привлекательным оправданием для эгоиста, ставящего себя выше социума и отказывающегося считать себя его частью. А к чему приводит отчуждение от людей, красноречиво показала судьба Мартина Идена, чьё доказательство было весьма… глубоким. Получается, что философия сверхчеловека оказывается только иллюзией, не дающей положительных результатов и не имеющей самостоятельной ценности — такой же иллюзией, как ценность человеческой жизни в глазах Волка Ларсена.

Если поразмыслить, сверхлюди могут быть жизнеспособны только в том случае, если их будет не больше, чем двое — один воплощает могущество, другой стремится к нему, — и эти двое будут маскироваться под обычных людей (возможно, даже под законных правителей этого общества), не выпячивая своё отличие. Передаём пламенный привет Дрю Карпишину, да.

Помимо личности Волка Ларсена и его жизненной философии, в романе любопытно показаны отношения обитателей шхуны между собой. Власть капитана над матросами практически безгранична и напоминает даже рабовладение, только временное и за зарплату. Почему матросы терпят его жестокость и наплевательское отношение к себе? Не исключено, что причина — в практике найма людей в экипажи, когда вербовщики на берегу подсовывали морякам контракты на неблагополучные суда, пока те были пьяны. Может, дело и в безработице — часто моряков больше, чем рабочих мест на кораблях, и на любую вакансию готово поступить несколько кандидатов. Солидарность между этими людьми существует, пусть даже самая минимальная — вспомним, как рулевой пытался изменить курс шхуны, чтобы дать молодому Гаррисону возможность безопасно спуститься с мачты. Возможно, впрочем, здесь дело не только в чувстве товарищества, но и в чётком понимании моряками простой истины — смерть одного из членов экипажа только прибавит работы остальным. А работы на паруснике мало не бывает. Охотники, эта элита зверобойных команд, предельно прагматичны и всегда готовы пойти за тем, кто обещает заплатить им больше.

При всей замечательности романа, несколько странных моментов в нём всё же есть. Ван Вейден построил две хижины из шкур морских котиков, но из чего он сделал каркас для хижин? Он говорит о запасных вёслах, взятых из шлюпки, но неужели их было так много? Непонятно и то, каким образом днище «Призрака», выброшенного на берег, оставалось целым в течение столь долгого времени, что герои надеялись выйти на нём в море.

Я не назову «Морской волк» философским романом в обличии приключенческого — он не настолько серьезён, всё-таки. Но в качестве морского романа он поистине прекрасен. В нём есть всё необходимое для того, чтобы чтение было увлекательным: море, приключения и опасности, что с ним связаны, сильные люди, живущие за счёт этого моря, благородный герой, прошедший серьёзный путь в своём развитии, женщина, которую он будет защищать. Лучшего описания шторма лично я не могу припомнить; особенно ценно то, что эта сцена подаётся от первого лица, давая герою (и читателю через героя) максимум участия в событии. И любовная линия вписана в сюжет и характеры персонажей вполне органично. В общем, Джека Лондона стоило бы ценить уже за «Морского волка», даже если он не написал бы ни одной другой книги.